За чашечкой сакэ

Автор: Джо
Для: себя

Жанр: драма, романтика - ну, почти что заявленный ангст

И вообще, что хочу, то ворочу.
Пейринг или герои: Киске/Ёруичи (вообще, тут и через запятую можно), Кайен, Сой Фон, Бьякуя, Укитаке, Кёраку, Ичиго, Кукаку, Джинта - упоминаются.
Пожелания: окружающие не могут разобраться, кто эти двое друг для друга. А вы думаете, они сами знают ответ? - сама не выполнила

Ограничения: никакого флаффа! - ну, в общем-то, с грехом пополам справилась

Кодовое слово или фраза: Что я могу? - есть

От автора: Не планировалось, но написалось... в смысле, не планировалось так... но что есть, то есть, выдаю на суд.

Как всегда - герои Кубо Тите, а я только балуюсь.

Что я могу?

Скрытый текст

Еле слышно, как стучат по крыше «Urahara Shouten» капли холодного дождя. Но стоит лишь выглянуть в окно, и станет ясно, что дождь не прекращается уже которые сутки – потоки воды буквально несутся по улицам города, подхватывая валяющиеся на тротуаре обёртки мороженого, пустые банки из-под газировки и прочую мелочь. Случайные прохожие спешат укрыться от ливня под крышами соседних построек.
В Японии сезон дождей… сезон унылого серо-сизого неба, неизбывной тоски по чему-то далёкому и недосягаемому, сезон слёз и сожалений.
Шихоин Ёруичи абсолютно солидарна с Ичиго – она ненавидит дождь. Потому что в нём нельзя спрятаться, нельзя укрыться от собственных страхов. Дождь не даёт исчезнуть воспоминаниям, лишь тяжелее становится на сердце.
Перед глазами всё равно будет стоять его лицо: равнодушный, прохладный взгляд, хорошо скрывающий и боль, и отчаяние, и усталость. И тихий шёпот:
- Извини, Ёруичи-сан… Сегодня я хочу побыть один.
И тихо закроет за собой дверь, не дав ей даже шанса попытаться что-то сказать, что-то спросить.
Урахара Киске никогда не делится своими проблемами и страхами, предпочитая переживать и обдумывать их в одиночестве, чтобы уже на следующий день с дурацкой улыбкой отшучиваться и делать вид, что ничего не случилось.
Но Ёруичи, знающей его несколько веков, видящей сейчас его опущенные плечи, хочется плакать и кричать от бессилия.

Она знает его с детства.
Они тренировались вместе.
Он был третьим офицером её отряда.
Она порекомендовала его в капитаны.

И она же, со слезами на глазах, смотрела, как её лучший друг исчезает во вратах между мирами, зная, что для него обратной дороги уже не будет.
Для него, человека, всегда бывшего рядом с ней… или она была всегда рядом с ним?
Кошки гуляют сами по себе… И, если ему уже не вернуться, то она последует за ним.

Наверное, тот день не сотрут из памяти даже тысячи дождей. Шокированный взгляд Сой Фон; высокомерный взгляд младшего Кучики, за которым – не только искреннее недоумение, но и маленькая искра понимания; насмешливый, но теплый взгляд Кайена, ухмылка Кукаку: «Ну-у, отмочила»; понимающая улыбка Джюширо и одобрительное хмыканье Шюнсуя.
«Прости меня, девочка. Я бросаю на тебя оба отряда. Но ты сильная, ты обязательно справишься. И, возможно, даже станешь лучше, чем я. Нет, даже так – обязательно станешь. Береги себя, Бьякуя – бо. Уверена, вскоре тебя повысят до капитана. Спасибо вам, Кайен, Джюширо и Шюнсуй. Кукаку, я найду способ наведаться в гости».

В тот день Шихоин Ёруичи чётко расставила приоритеты. Следовать за ним. Неважно, как далеко. Незримой тенью, дуновением ветра, шелестом опавшей листвы.
Но ведь Киске – это Киске.
- Зачем же Вам это, Ёруичи-сан? – такого горького и такого нежного взгляда наследница клана Шихоин не видела у экс-капитана двенадцатого отряда, её бывшего офицера, никогда. Единственный раз, когда Урахара Киске не пытался укрыться от неё за дурацкой улыбочкой или опустить глаза. Только смотрел, чуть опустив веки, и печально, чуть виновато улыбаясь.
- Вас могут объявить преступницей. Отстранить от чина, клан отречётся от вас.
- Ну и чёрт с ним, не больно-то и хотелось. И потом, преступницей я себя уже сама объявила, - она задорно, беззаботно улыбается, сразу становясь похожей на юную безбашенную девчонку, когда-то соревновавшуюся с ним в умении метать кинжалы и в беге наперегонки.

Ёруичи помнит тот день так ясно, словно всё случилось лишь вчера, а не около века назад. И порывистое, крепкое, но удивительно ласковое объятие помнит яснее всего.

Первый человек, заслуживший доверия чёрной кошки.
Первый друг, который понимал её с полувзгляда.
Первый мужчина, которому она позволила коснуться себя.
Первый мужчина, ставший для неё самым важным человеком.
Первый, кого она полюбила.

И сейчас, грея в сердце воспоминание о том, какими сильными и в то же время нежными были в тот день его руки, об аромате ночной прохлады и звёздного неба от его волос, едва касающихся её щеки, и о тихом шёпоте возле уха:
- Спасибо, Ёру… - она жалеет, что не сказала ещё тогда, насколько он ей дорог.

Но с тех пор Киске ни разу не позволил себе минуту слабости. Ни разу при ней.

Когда-то наследница великого клана считала, что это глупо и дико – жертвовать собой ради мужчины, быть рядом, даже если гонят, наплевав на собственную гордость.
Когда-то она считала, что мужчина обязан быть сильным и стойким, идти вперёд с гордо поднятой головой, не показывая никому собственной слабости и тоски.

Но сейчас она так отчаянно хотела ему помочь, что гордость волновала её в последнюю очередь. Она хотела, чтобы Киске доверял ей так, как она доверяла ему.
Он доверял – она это знала. Больше, чем кому-либо, больше, чем себе самому.
И всё же свою слабость предпочитал от неё скрывать так же, как и ото всех. Достаточно того, что она о ней знала.

Но Ёруичи давно уже отказалась от своих былых принципов. Только когда дело не касалось Киске. Потому что Киске, Ёруичи знала, она примет любым.

«Я хочу вновь видеть его нахальную, беззаботную улыбку, за которой он не будет прятать боль. Я снова хочу видеть того Киске, каким он был до перевода в двенадцатый отряд и последующего изгнания.

Я просто очень хочу видеть того Киске, с которым мы были вместе с детства».

Но что она может?
Прислонившись лбом к оконному стеклу и слушая грустное пение капель дождя, Ёруичи чувствует кожей лёгкий холодок. Дождь некому утешить. Он плачет сразу за всех и о каждом, пытаясь смыть боль людей, тех людей, которые просто разучились плакать. Его слёзы горьки, но после дождя неизменно из-за туч выглядывает солнце…
А небо становится ярким и высоким, неизменно радуя своей синевой.
Кажется, только сейчас Ёруичи понимает, что в действительности она любит дождь.

«Скажи, Киске… Как я могу помочь тебе? Что я могу? Хочешь, просто посижу рядом с тобой, не стану ни о чём расспрашивать? Я бы и правда хотела знать, что так тревожит тебя, но не имею права спросить… Быть может, ты сам мне однажды расскажешь?
А знаешь, я не жалею. Не жалею, что сбежала из Общества Душ, бросив и отряд, и клан. Точно, меня считают ненормальной и сумасбродной, так же, как и ветер, с которым я когда-то пыталась соревноваться.
Но, если честно, мнение других меня мало волнует.

Я знаю, что мой настоящий дом – здесь. Знаю, что «Urahara Shouten» - единственное место, куда может (и захочет) вернуться своевольная чёрная кошка.
Знаю, что уже давно я люблю тебя.
Как и то, что никогда не скажу этого вслух.

По крайней мере, пока не закончится эта война».

Если Урахара Киске закрывает дверь в свою комнату, все обитатели магазинчика понимают, что хозяин хочет остаться в одиночестве.
Он никогда не запирается – даже вечно любопытный и игнорирующий этикет Джинта не станет соваться в комнату к Урахаре, если тот закрыл дверь.

И лишь только она впервые решается нарушить это никем не писанное правило.
Тихо поворачивает ручку и заходит в комнату. Киске даже не оборачивается, устремив взгляд куда-то за окно, сквозь дождь.

Что она может как женщина? В силах ли сейчас исцелить кровоточащее сердце и душу, полную горьких сожалений и неуверенности, нежные поцелуи и горячие объятия?
Сейчас – нет.

Что она может как кошка? Запрыгнуть на колени, потереться пушистой щекой о его подбородок и, потоптавшись, свернуться клубком и тихо, блаженно замурлыкать.
И скорее почувствовать, чем увидеть, как, почёсывая её за ухом, он улыбнётся.